Право существует в публичном пространстве как дискурс — арены для состязания идей, аргументов и нарративов. В этой борьбе право находит живительный источник своего развития. Введение адвокатской монополии разрушает эту полифонию: множество голосов в суде — представителей профсообществ, корпоративных юристов, правозащитников, научных работников — замолкает, уступая место голосу одной корпорации. Возникает риск интеллектуальной стагнации, где правовые инновации, проводимые через проводник правоприменения, могут быть заглушены. Развитие права будет в большей степени заторможено, ибо там, где нет альтернативы, исчезает мышление. Адвокатская монополия — это не просто власть адвокатов на рынке услуг. Это власть над развитием права и определением его будущего образа.

Адвокатская монополия предполагает, что доступ к суду имеет не тот, кто знает право, а тот, кто допущен к гильдии. Возникает парадокс: формально сохраняется принцип профессионализма, но фактически он замещается критерием принадлежности к закрытому образованию. Это противоречит современной эпистемологии, согласно которой знание не может быть институционально узурпировано, а должно проверяться и апробироваться в открытом и транспарентном пространстве аргументации.

Судебное представительство — это ведь не только про необходимость соблюдения процессуальной формы, обеспечивающей необходимый уровень доверия к суду, но и форма гражданского действия. Когда субъект лишается возможности быть представленным тем, кто его понимает и кому он доверяет (даже если это не адвокат), он теряет возможность участия в существовании права, его бытии как социального феномена. Это есть ни что иное, как эвтаназию гражданского правосознания, больше не способного к реализации в прежнем масштабе.

В условиях, когда судебная власть и так испытывает институциональное давление, передача контроля над доступом к правосудию одной профессиональной группе — это не реформирование, а феодализация правовой системы. Вместо правового государства создаются предпосылки развития «цехового государства», где реальная защита прав и интересов личности опосредуется корпоративным фильтром.

Право — это не просто система норм, а пространство существования и развития отношений между людьми. Введение монополии разрушает этическую ткань доверительных отношений между представителем и доверителем, ставя во главу угла необходимость учета возможности фактического допуска к суду, а не ценности знаний или опыта. Это сводит идею доверия и свободы к утилитарной модели выбора, исходя из первоочередной возможности участия лица в процессе. В результате подрывается то, что философы называют «этической плотностью» взаимодействия: клиент — уже не субъект, выбирающий защитника, а объект и жертва регулятора, поставленная в определенные рамки законодательной политики.

Вместо монополии, конечно, лично мне ближе система сертификации, открытой профессиональной конкуренции, основанной на внедрении и развитии стандартов качества, обеспечивающих необходимый баланс между идеей профессионального судебного представительства, доверием и свободой выбора. Это соответствует идее open profession, где барьеры выстраиваются, исходя из критерия компетентности, а не принадлежности к той или иной группе.

Адвокатская монополия — это проявление глубокой тревоги регулятора перед звучанием свободной правовой речи каждого человека. Это новелла, за которой скрывается страх перед неопределенностью направления кинетической правовой энергии, порождаемой множеством голосов. Однако именно это множество делает право живым, человекоцентричным. В системе, где исключаются иные источники способов юридического звучания и аргументации, само право приобретает излишний ритуализированный характер. Право — это не только то, что написано. Это то, что может быть сказано. Монополия на сказанное о праве — это монополия на определение справедливости.


Адвокатская монополия вредна потому, что она противоречит духу свободы, ограничивает тональности правового звучания, делает право более закрытым от общества, узурпирует доступ к правосудию и разрушает этику доверия. Правовая система России нуждается не в монополии адвокатского сообщества, а в открытости и независимости ее институтов, культуре, основанной на глубокой убежденности в необходимости уважения прав и свобод человеческой личности.

Источник: публикация на Закон.ру